Он не понимал. Он искренне не понимал, насколько же неподходящим кандидатом для всяких нежных чувств является. И моей миссией было открыть ему глаза на правду. Его страшные желтые гляделки.

— Ну вот смотрите, — я загнула палец, — характер у вас поганый, это раз. Куча неблагонадежных родственников — два. Мама ваша, конечно, почти в коме, что плюс, но она же Изначальная Тьма и самое страшное зло в этом мире, что, несомненно, огромный минус. Безответная любовь всегда приносит страдания. Ну и просто осознавать, что моей любовью тут просто питаются….

Все пальцы на правой руке были сжаты в кулак, и я очень старалась себя сдержать, чтобы не скрутить фигу и не сунуть ее под нос вот этому вот генератору идиотских идей.

— А если чувства будут взаимны?

Сначала я офигела, потом подняла отвалившуюся челюсть, прочистила уши и на всякий случай переспросила:

— Что?

- ‎Я сказал, что могу обеспечить тебе взаимность, — сдерживая раздражение проговорил он.

Я медленно и очень внимательно его осмотрела. Бледный, хмурый, жуткий очень… а главное, совсем не похож на того, кто может мне какую-то там взаимность обеспечить.

— А может оставим все как есть? — да, я еще на что-то надеялась. Он помрачнел, и я выпалила: — А давайте я вам другую человечку притащу? Делмар все равно в резервацию собирается, я с ним смотаюсь и выберу вам самую смелую. Хотите блондинку? У вас тут с этим дефицит, а среди местных людей светленькие должны встречаться. Экзотика…

- ‎Нет, — сдержанно отказался он от всех моих предложений.

И вот не знаю, как у Делмара тогда вышло как-то превратить безоговорочное «нет» моего кошмара пускай в раздраженное и недовольное, но «да». У меня не получилось.

— Ну я же не могу вот так просто взять и в одно мгновение кого-то полюбить, — возмутилась я.

- ‎Я подожду, — пообещал он с таким выражением лица, что я на мгновение даже засомневалась: о чувствах мы говорим, или о чем-то другом, бытовом и совершенно незначительном.

Как он это себе вообще представляет?

- ‎Для начала, думаю, тебе стоит перестать обращаться ко мне на «вы», — чуть рассеянно заметил Раяр, вызвав у меня непреодолимое желание зверски его отвыкать.

Но я сдержалась… хотя нет, не сдержалась, потому что если бы сдержалась, то не ляпнула бы:

— Да как скажешь, любовь моя… безответная.

И самое ужасное заключалось в том, что мой ответ его устроил.

Глава седьмая. Безлунье

Я никогда не любила розы. Вернее нет, не так — я не могла понять, что именно в них так всех восхищает.

Ну цветы и цветы. Красивые. Так на свете много красивых цветов…

А этим утром, проснувшись на колючем, пахучем и очень неудобном покрывале из черных роз на длинных шипастых стеблях, поняла, что просто ненавижу их. Вот смотреть не могу и все тут, бесят они меня просто не по-детски, до нервного потрясунчика и желания крушить все вокруг.

Например, недоумевающую рожу моего кошмара, который точно не понял, почему на завтрак я явилась в ночнушке, непричесанная, злая и с колючим цветочным веником в руке.

И я планировала с огромным удовольствием ему все объяснить, желательно подкрепляя свои слова ударами по лицу. Вот прямо розами и по его наглой, невозмутимой морде.

Я застыла в дверях, сжимая в исцарапанной руке букет и чувствуя, как жжется спина, бока и почему-то правая грудь. А еще щека, которая точно была исцарапана не меньше рук.

Делмар кашлянул, вынуждая меня оторвать горящий праведным гневом взгляд от моей бесстрастной жертвы.

— Яна, а что с тобой случилось? — осторожно спросил огонек, медленно поднявшись из-за стола. Обычно он вскакивал очень бодро, весь такой галантный и предупредительный, отодвигал мне стул, предлагал сесть и улыбался. Улыбался. Все время улыбался.

Сейчас же Делмар выглядел очень удивленным и даже не думал предложить мне сесть. Вместо этого он подошел ко мне, осторожно взял за подбородок, чуть не получив за это розами по роже вместо своего братца (едва сдержалась, честное слово), и медленно покрутил мою голову, разглядывая лицо, шею, даже попытался за ворот ночнушки заглянуть, но получил по наглым конечностям и передумал. Зато руки мои разглядывал долго, вдумчиво, увлеченно так, а потом спросил, глядя на розы:

— Яна, сладкая моя, не хочешь рассказать, за каким тарготом ты с утра лазила по кустам? Почему не отправила кого-нибудь из нарз, чтобы они принесли тебе букет, если так хотела?

Я все еще не привыкла, что у моих мочалок есть настоящее название, и на секундочку подвисла, соображая, кого он имел в виду.

— ‎Я их не собирала, — встряхнув букетом, медленно, очень значимо посмотрела на Раяра, — я на них спала.

Делмар тоже обернулся на брата, но спросил почему-то у меня, как будто я должна была знать ответ:

— ‎Зачем? — продолжая сжимать в руках мою свободную ладошку, он рассеянно перебирал мои пальцы. — Меня, конечно, очень радует, что ты с самого утра испытываешь такие сильные эмоции, но… они же отрицательные.

— А это у вас нужно спросить. Почему я спала на розах? Откуда они вообще в моей кровати взялись?

Делмар медленно, неверяще что ли, посмотрел на Раяра, а тот совершенно не чувствовал за собой никакой вины.

Откинувшись на спинку стула, хищник нагло заявил:

— Это была твоя романтическая идея.

Огонька передернуло от моего недоброго взгляда… а может и от несправедливых обвинений, которые тут же были опровергнуты.

Но лучше бы он этого не делал, вот правда.

— Во-первых, это должны были быть лепестки роз.

— По-твоему, я должен был сидеть и ощипывать их? — возмутился Раяр.

— ‎Ты мог бы приказать, — Делмар бросил значимый взгляд наверх, туда, где потолок терялся в густой клубящейся тьме, которую не способен был рассеять ни солнечный свет, пробивавшийся в большие, светлые окна, ни сияние магических светильников, установленных, казалось бы, везде.

— ‎Это унизительно, — пробормотал мой кошмар, тоже посмотрев наверх.

Я за компанию подняла голову, любуясь этой черной клубящейся мрачнотой, с ностальгией вспоминая, как из вот такой же тьмы, только в главном зале, мне на радость вывалилось две мочалки.

— К тому же, — вернулся к важному Делмар, — рассыпать по постели лепестки ты должен был в романтический вечер вашей первой ночи. А ты что натворил?

И с такой непробиваемой уверенностью он это сказал, с такой нерушимой верой в свои слова, что я даже не сразу поняла, что конкретно меня так сильно возмутило.

Дошло до меня быстро, Раяр даже не успел отреагировать на этот наезд:

— Какой еще первой ночи?!

От меня нагло отмахнулись, вырвали веник из рук и, потрясая им в воздухе, вопросили:

— Ты мог хотя бы от шипов избавиться?!

— ‎Откуда мне было знать, что люди настолько хрупкие? Женщины любят розы, зачем они любят то, что может их ранить? — глухо огрызнулся Раяр, из-под нахмуренных бровей глядя на нас. Хищник чувствовал себя неловко, кажется, даже осознавал, что имел место косяк с его стороны. Такой шикарный косяк эпических масштабов. И его все это очень бесило.

— ‎Мазохистки, — со знанием дела ответила я, почесав бок. Царапины не просто жглись, теперь они еще и чесаться начинали, и это было просто невыносимо, — а я не мазохистка, я нормальная, потому, давайте договоримся, я буду просто очень сильно радоваться, что вы не пытаетесь за мной ухаживать, а вы… а вы не будете пытаться за мной ухаживать!

Ответил за Раяра почему-то Делмар, причем с очень негодовательным видом:

— Нам не подходит!

— ‎Но…

— ‎Завтра, будь так добра, веди себя хорошо и жди в своей комнате завтрак в постель.

Мне поплохело. Сегодня меня всю искололи и исцарапали, а что завтра? Обварят чаем? А столовые приборы? Они же тоже будут. Вилка там… ножик.

— ‎Не надо, — тихо попросила я, прекрасно понимая, что после завтрака в постели могу просто не выжить.

— ‎Не бойся, — снисходительно посоветовал он, с покровительственной улыбкой глядя на меня, — я буду присутствовать, потому ты можешь быть уверена, все пройдет как надо.